— Ничего особенного. Просто пытаюсь найти кого-нибудь, кто отвез бы меня домой, вместо того, чтобы ехать на заднем сиденье этого чудовища, — сказал я и снова посмотрел в окно.
Она слегка улыбнулась, но на этот раз улыбка была ненастоящей.
— Я уверена, что кто-нибудь сможет тебя забрать, но мне будет очень тебя не хватать.
Трэй посмотрел на меня в зеркало заднего вида, и я подмигнул ему.
— Я же говорил, что Моника хочет меня видеть.
Он только покачал головой, а Моника взяла его за руку и сжала ее.
— Ты же знаешь, я люблю политиков.
В Монике всегда было нечто такое, отчего казалось, что она что-то скрывала. Как прошлая жизнь. Я помнил, что было какое-то дерьмо, которое подняли СМИ, когда она начала встречаться с Трэем, но знал, что это не так. Я не хотел совать нос в чужие дела и спрашивать, что она скрывала, но мне всегда казалось, что у нас с ней больше общего.
Дом моих родителей находился в одном из богатых пригородов Чикаго. Я рос всю свою жизнь с закрытым входом в наш дом и горничными. Никогда не знал настоящих трудностей. Никогда. У меня был трастовый фонд, и мне все доставляли.
Таблетки. Выпивка. Это помогло на некоторое время, но я попробовал столько всего, что стал ходячей аптекой. Они даже отправили меня домой из реабилитационного центра с одной из этих старых коробок с таблетками, чтобы я мог спланировать прием таблеток на неделю.
Но таблетки помогали не во всем. Существовали вещи, которые я мог бы никогда не решить. Я не понимал, почему были дни, когда мне не хотелось вставать с постели и являться полноценным членом общества. Дни, когда все, чего я хотел — уйти в небытие.
К сожалению, возвращение домой в Чикаго сделало все еще хуже, и теперь я должен был встретиться с отцом после того, как он только что проиграл самые важные выборы в своей жизни, и, возможно, это была моя вина. Возможно, Трэй и обрюхатил свою подружку, но я не знал, что было меньшим злом: наркотики или секс.
Трэй ввел код на воротах, и кованые железные двери распахнулись, пока он ехал по мощеной дорожке.
Большой белый дом с большими колоннами и черными ставнями похож на визитную карточку богатых белых жителей пригорода. У Тригга была почти точная копия в Бостоне, и я был уверен, что Трэй и Моника скоро начнут искать дом, чтобы переехать из своей квартиры.
Я открыл заднюю дверь и вышел, глубоко вздохнув. В ноябре уже было холодно, и казалось, что в любой момент мог выпасть снег.
Трэй обошел машину с пассажирской стороны и открыл дверь для Моники.
— Пойдем, Трипп, мы не можем оставить тебя снаружи и сказать папе, что ты так и не появился, — сказал Трэй, похлопав меня по плечу.
— Да, да, иду.
Я последовал за ними по ступенькам к большим двойным дверям. Моника нажала на кнопку звонка, и за дверью послышались звуки «Да здравствует вождь». Мне всегда казалось забавным и немного саркастичным, что у папы именно такой дверной звонок. Теперь, когда он проиграл выборы, стало еще хуже.
Мама открыла дверь еще до того, как песня закончилась. Я думал, что откроет одна из горничных, но вместо этого нас встретила яркоглазая-почти-первая-леди в отглаженном розовом костюме-юбке и с крашеными светлыми волосами, собранными в какую-то прическу, которая больше походила для выпускного девочки-подростка.
Если прическа и уколы ботокса делали маму счастливой, я не мог ее винить. Каждый должен заниматься тем, что делало его счастливым, даже если это казалось глупым всем остальным.
— Трэй! Трипп! Моника! Так рада вас видеть! — она пригласила нас войти и обняла так, словно не видела несколько месяцев, хотя на самом деле прошло меньше двенадцати часов с последней встречи.
— Я тоже рада Вас видеть, Миссис Чапмен, — сказала Моника. Она никогда не называла маму по имени. Ни одного из моих родителей, даже если они настаивали на этом.
— Ваш отец сейчас в кабинете, но скоро присоединится к нам. Он сказал, чтобы мы начинали. — Она обняла меня за плечи и прижала к себе. Мама была почти на полметра короче меня. — Заходите. Давайте поедим.
Столовая обставлена так же безупречно, как и всегда, с белой скатертью и едой, лежавшей на хрустальных тарелках. Тригг сидел в дальнем конце стола, а место во главе стола зарезервировано для папы. Он выглядел еще хуже, чем накануне вечером. Наверное, ночевать у мамы с папой было не так приятно, особенно если ему пришлось объяснять, что жена ушла от него в ту же ночь, когда папа проиграл выборы.
— Эй! — Тригг встал, едва не опрокинув тарелку с датчанами. Какого черта нам понадобилась большая тарелка датчан? Мы что, ожидали, что на завтрак придут еще десять человек?
— Значит, ты решил оставить бороду? — спросил Трэй, потерев подбородок и пожав руку Триггу, прежде чем сесть напротив него.
Ублюдок. Это означало, что Моника будет сидеть рядом с ним, а мне придется занять место поближе к папе.
— Людям нравится борода. Она возвращается в моду. Я даже купил немного масла для бороды в магазине в Бостоне, — сказал Тригг, погладив короткие волосы на своем лице.
Трэй только покачал головой.
— Как скажешь.
Моника села рядом с ним, а мама заняла место на другом конце стола. Я сжимал и разжимал кулак, придумывая предлог, чтобы поменяться местами, но у меня его не оказалось, поэтому я перестал быть киской и сел.
Прежде, чем я успел придвинуть стул, папин голос прогремел по комнате.
— Всем доброе утро!
Я даже не повернулся в его сторону, когда он занял свое место. А едва поднял глаза от стола и просто смотрел на его руки, когда он взял идеально сложенную салфетку со своей тарелки.
— Я думал, что это будет праздничный завтрак, но утешительный тоже сойдет, — сказал папа, сохранив веселый тон в своем голосе.
Что бы он ни принимал, это было лучше, чем мои антидепрессанты, и я подумывал попросить у него немного.
Мама рассмеялась.
— У нас есть много других поводов для празднования. Мы всегда так делаем. Бог всегда находит способы благословить нашу семью.
Папа положил локти на стол и сложил руки на груди. Я не мог видеть выражение его лица, но его голос все еще оставался бодрым.
— Да, как и тот факт, что Трэй и Моника подарят внучку нашей семье, а вскоре и свадьбу.
— И Трипп вышел из реабилитационного центра, — выпалил Трэй, как будто хотел отвлечь от себя внимание. Я сердито посмотрел на младшего брата. С каких это пор мальчишка хочет бросить меня под автобус?
— Да. Трипп вернулся и, надеюсь, чувствует себя лучше. — Папа положил руку мне на плечо.
Я не хотел смотреть на него. И попытался отвести глаза, но всегда был жадным до внимания и встретил его пристальный взгляд. Может, он и улыбался, но глаза его были холодны. Отдаленные. Он не очень-то обрадовался, что меня здесь не было. Или, возможно, что я был там.
Он убрал руку с моего плеча, и мы все помолились, прежде чем приступить к еде. Они болтали и смеялись, но я не обращал на это внимания. Мне казалось, что я находился под водой, а все остальные — над ней. Я знал, что они разговаривали, и слышал их, но не мог разобрать, что они говорили.
— Трипп?
Папа произнес мое имя несколько раз, прежде чем я наконец услышал и посмотрел в его сторону.
— Да. Извини. Я задумался.
Обычно это означало, что я находился под кайфом, и, черт возьми, мне хотелось бы, чтобы это было так, а не просто исчезнуть в своей собственной голове.
Он одарил меня натянутой улыбкой.
— Я хотел узнать, можешь ли ты отойти со мной в кабинет. Деловой разговор.
Я оглянулся на своих братьев, но они оба опустили головы.
Трусы.
— Ты уверен, что не хочешь поговорить с ними? — я ткнул большим пальцем в сторону этих двоих.
Папина улыбка превратилась в ухмылку.
— Нет, сынок. Только с тобой. Не беспокойся. — Он похлопал меня по плечу. — Это не займет много времени, а потом ты сможешь вернуться к своим братьям и рассказать им все.
Я медленно кивнул.
— Окей.